Вот загадка: почему одни революции, при самых как будто благоприятных условиях, гибли, а другие, несмотря на упорное противодействие, всё-таки побеждали?
Например ещё на памяти ныне живущих людей трагическая гибель революции в Чили. Избранный в законном порядке президент этой страны социалист Сальвадор Альенде попытался вести социальные преобразования в рамках закона.
Закончилось это в 1973 году расстрелом президентского дворца из пушек, гибелью самого президента и тысяч его сторонников. Или, как изящно выразилась либералка Юлия Латынина, «Пиночет расстрелял 5 тысяч коммуняк и построил чудо».По сравнению с Чили сравнительно тихо и бескровно угасла последняя красная революция в Европе – португальская «революция гвоздик» 1974 года.
А вот подавление попытки революции в Индонезии 1965 года было рекордным по кровопролитности: исламисты и христианские реакционеры в дружном полюбовном союзе вырезали до миллиона коммунистов и им сочувствующих. Индонезийская компартия была третьей по численности в мире: в ней состояли 3 миллиона человек. В некоторых местах чиновники жаловались, что реки запруживаются телами убитых красных и их многочисленной родни: благочестивые мусульмане и христиане вырезали коммунистов вместе с их семьями…
С другой стороны, в послевоенный период победили революции в Северном Вьетнаме в 1945 году, в Китае в 1949 году, на Кубе в 1959 году, в Южном Вьетнаме и Лаосе в 1975 году, в Никарагуа в 1979 году… Уже в XXI веке победила и партизанская маоистская революция в Непале 2007-2018 годов (хотя есть серьёзные опасения за её будущее). И все же объединившиеся в мае этого года компартии Непала имеют сейчас две трети мест в парламенте и являются правящей силой.
Что общего у всех этих победоносных революций? То, что во всех случаях победа достигалась не политическим процессом, а вооружённой рукой, обычно партизанской.
Никколо Маккиавелли изрек известную фразу: «Все вооружённые пророки побеждали, а все безоружные – гибли». Это правило действует и в XX-XXI веках: все красные революции, которые вели борьбу силой оружия, рано или поздно побеждали. Все, которые пытались действовать мирными, политическими методами, гибли.
Весьма роковую роль для революционеров играли и «добрые советы» из Москвы, от советской бюрократии. Потому что она всегда советовала и требовала одного и того же: не идти на обострение классовой борьбы с буржуазией, а держать с ней «союз». И действовать «в рамках закона». Это было примерно то же, чего в 1917 году безуспешно добивались Каменев и Зиновьев, голосуя против Октябрьского восстания.
Но заканчивалась эта патологическая «любовь к законности» всегда одним и тем же: массы, разочарованные нерешительностью вождей, отворачивались от них, а буржуазия, радостно наплевав на всякую «законность», устраивала победоносную резню. Так было, например, в Китае в ходе чанкайшистского переворота 1927 года, где компартия до последнего «держала союз» с Гоминьданом, но Гоминьдан этого, увы, «не оценил».
Ну, а там, где партизанская война шла с самого начала, там взывать к «умеренности и аккуратности» было бессмысленно, и потому революции побеждали несмотря ни на что…
В общем исторический опыт показал, что путём «соблюдения законности» и «политического процесса» революции могут идти только к одному – к собственной могиле. Без применения в нужный момент военной хирургии – в форме молниеносного переворота или в форме длительной гражданской войны – они погибают. И если не находится Ленина (или таких как он), который буквально взял своих соратников за шкирку и заставил их почти против воли совершить восстание, если революционеры втягиваются в «политический процесс», то революция обречена.
«Все красные вооружённые пророки побеждали, а все безоружные – гибли».