Вошел курчавый, невысокий,
Пред ним, загульна и свята,
Россия. Скрепы, ширь, истоки,
Домишко нянин кособокий,
Дрожащий губер толстощёкий,
Бензин, растущий самотёком,
Донбассовы кровоподтёки
И виды Крымского моста.
Кто просит милости, кто злата,
А кто с Европой мировой;
Тут плачут, что мала зарплата,
А тут – что велика квартплата,
Тут оскорбляют депутата,
Тут вклад в Женеве опечатан,
А тут армяк сквозит, залатан;
Державин всё – про нужник свой.
Тут Родионовна, собравшись
Уже совсем на пенсион,
Скользит и падает, узнавши,
Что для неё отложен он:
Читать ей сказки день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь.
О, сколько непорядку в царстве!
Там воровство, а страж не бдит;
Рожь без поливу не родит,
Не обихожен инвалид,
А богатей в офшор глядит,
Хотя и он теперь сердит,
На сердце скверное таит,
Грозя восстанием элит,
Замыслив низкое коварство…
И даже в РАН, где Кот учёный,
Увенчан цепью золочёной,
Был прежде сыт и знаменит –
Там чудеса, там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит.
Тут плачет ВУЗ, тут плачет школа,
Тут просят новогодних ёлок,
А тут, кляня свою судьбу,
Болгары просят вновь трубу.
В балете перемена пола:
Одной ногой касаясь пола
И в духе радужных обнов –
В Большом танцуют без штанов.
Он вышел, глянул. Всё умолкло.
Читать? Увлечь? Иль всё без толку?
И начал, сдержан, мудр и крут,
«Во глубине сибирских руд…»
Потом «Я вас любил», конечно –
И про надежду, что беспечна…
Потом про Царское село…
Глядишь – и вроде отлегло!